— Будем драться до последней капли крови! — ревел на пристани Джон Моррис.

— Будем! — ревели пираты, повторяя клятву.

— А ежели дела пойдут хуже некуда, не дадим пощады проклятым испанцам!

— Не дадим!

— Будем биться до последнего человека!

— Будем! Вперёд! В бой! Смерть испанцам!

— Поднять паруса, — хладнокровно скомандовал Харрис.

Полуголые матросы забегали, исполняя приказ. Их лица были замкнуты, бесстрастны или выражали весёлую злость.

Олег помогал управляться с парусами на фок-мачте, Пикардиец занимался гротом.

Подняв все ветрила, брандер двинулся к устью лагуны. Следом за ним шёл пиратский флагман «Лилли» и небольшой испанский навиетто, гружённый мебелью, дровами, снятыми с косяков створками и прочим легковоспламеняющимся хламом — на всякий случай, лишь бы было что «подбросить в огонь».

Добычу и пленников погрузили в пиратские барки и баркалоны, флиботы и паташи — вся эта флотилия должна была держаться подальше от «зоны боевых действий», имея простую задачу: выскользнуть из ловушки, сберегая золото и женщин.

Чёртова дюжина пиратских судов добралась до выхода в море к вечеру. Остановившись в виду испанской эскадры, будучи от неё чуть дальше пушечного выстрела, отдали якоря и зажгли отличительные огни.

Близились сумерки, а начинать сражение в темноте не желал никто — сие было чревато. Кроме того, стоило учитывать погоду в сезон дождей: с утра, как правило, было ясно, а вот к полудню небо затягивало тучами, и начинался дождь. Стоило ли оказывать испанцам услугу в тушении пожаров? Ясное дело, нет.

Всю ночь на палубах испанских кораблей мельтешил свет факелов — дозорные бдели, опасаясь скрытного подхода пиратских каноэ. В темноте далеко разносились звоны судовых колоколов и хрипловатые напевы горнов. Потом эти «флотские» звуки приглушил очередной дождь.

Ночь перед боем прошла тревожно, в гаданиях «кто-кого», в сомнениях, да в распале бойцовского духа, но Олег сумел хорошо выспаться. Старая добрая привычка — на битву следует идти отдохнувшим и полным сил.

И вот восток над пильчатой линией далёкого кряжа озарился сиянием наступающего дня.

Всё ожило. Две противоборствующие армады, ещё недавно сонные и притихшие, медленно приходили в движение.

Испанские фрегаты подняли якоря и двинулись навстречу пиратам, хотя и не могли войти в озеро Маракайбо — это были тяжёлые корабли с большой осадкой.

Корсары тоже пошли на сближение, благословляя ветер с востока — задул хороший бакштаг. [31]

«Милагроса» шла в полветра или галфинд, избрав себе цель — могучую «Ла Магдалену».

— Давай, давай… — цедил Олег, глядя, как медленно вырастает корпус вражеского фрегата.

На «Магдалене» не догадывались о предназначении «Милагросы», а потому не слишком торопились с её потоплением.

Адмирал дель Кампо-и-Эспиноса здраво рассудил, что в трюмах адмиральского корабля наверняка полно золота.

Как же можно отправлять на дно сундуки с сокровищами? Не разумно-с.

Были, правда, и рассуждения благородного толка — дон Алонсо подпускал вражеское судно поближе, дабы сравнять шансы своих дальнобойных орудий с пиратскими пушчонками.

Чуть позже, так и не дождавшись залпа, адмирал сильно удивился, поняв, что безумцы решили идти на абордаж. Что ж, скривился Кампо-и-Эспиноса, мои молодцы не посрамят гордое знамя Кастилии! И приказал открыть огонь по дальним кораблям пиратов, чтобы отогнать их и не создавать помех для образцово-показательной стычки. Пусть те издали полюбуются, как испанцы ловко и умело станут изничтожать жалкую абордажную команду!

— Приготовиться! — заорал Харрис.

Ташкаль первым раздул угли в медной жаровне и запалил факел. Передав его Беке, зажёг второй и третий. Матросы хватали их, как спортсмены-олимпийцы на эстафете, и разносили огонь по кораблю.

— Запаливай фитили! Оба!

Ко всем бочонкам с порохом накрутили по два фитиля — надёжности ради. Мало ли, вдруг какой потухнет! Зашипело…

Испанцы, не слишком понимая, что происходит, заряжали мушкеты, всё ещё дожидаясь абордажа. Изредка постреливая, они дождались…

— Крючья! — рявкнул Том.

Пикардиец, Драй, Жан, Поль, Тристан Железная Рука и Крис Халлоран раскрутили абордажные кошки и зашвырнули их на борт «Магдалены» — та будто наплывала, опрокидываясь своею громадой.

Два корабля столкнулись с гулом и треском, сойдясь бортами, спутывая реи и снасти.

Загрохотавшие, залязгавшие крючья вцепились в дерево, притягивая «Милагросу» к флагманскому кораблю.

Пули так и свистели, впиваясь в палубу брандера, дырявя его паруса.

— Зажигай — и ходу!

Факелы полетели в отверстые люки, а вся команда «поджигателей» попрыгала в море. И только тут до испанских моряков дошло, какого дурака они сваляли.

Адмирал надсадно орал, требуя, чтобы матросы спрыгивали на «Милагросу» и рубили той мачты — пусть-де опасную соседку относит в море. Но было уже слишком поздно.

Пламя с рёвом вырвалось из трюма, вскрывая доски палубы. Огненными клубами и брызгами окатило оно борт «Ла Магдалены», взвиваясь до верхушек мачт. Загрохотали взрывы, «подкидывая» на палубу флагмана всё новые и новые порции зажигательной смеси. Просмолённое полотно, взлетая странными зловещими птицами, облепливало паруса и снасти фрегата.

Пожар расходился, как в иссушенном лесу, охватывая мачты, стекая на нижние палубы. Олег не успел ещё доплыть до галиота, а «Ла Магдалена» уже полыхала — вся.

Рёв пламени был так силён, что глушил голоса, полупрозрачные полотнища рукотворных протуберанцев вздымались в небеса, закручиваясь и почти не давая дыма.

Когда Сухов вылез на палубу, по проливу раскатился гром взрыва — это огонь добрался до крюйт-камеры…

Облако порохового дыма только на миг скрыло гибнущую «Магдалену» — могучая тяга унесла белёсую пелену.

— Пипец котёнку, — пробормотал Олег, стягивая с себя мокрую одежду.

Ташкаль, сам мокрый, уже был тут как тут, с ворохом сухих рубах и прочего.

Пока Сухов одевался, испанский фрегат «Сан-Луис» решил удрать, но далеко не ушёл — напоролся на мель. Видимо, испанцы хотели отойти под прикрытие орудий форта Ла-Барра, но внезапная гибель флагмана настолько деморализовала и парализовала их, что все лоции вылетели у капитана фрегата (кстати, вице-адмирала Матео Алонсо де Уидобро) из головы.

«Сан-Луис» вздумал тонуть и лёг на дно, оставляя над водою задранную корму. Пираты, воодушевлённые мгновенным разгромом испанцев, двинулись в атаку — моргановская «Лилли» и «Долфин» Джона Морриса обстреляли третий испанский корабль «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Соледад».

Зажав его с обоих бортов, сломив несильное сопротивление, корсары устремились на абордаж, с лёгкостью захватывая «приз».

Понахватав испанского добра, они умножили им свою добычу, а шлюп подожгли. Горящий корабль понесло течением к берегу.

Никто из его команды не прыгал за борт, спасаясь от смерти, — некому было спасаться, пираты перебили всех.

Флота бискайцев, обычно именуемого армадой Барловенто, не существовало более.

Потеряв семерых, флибустьеры с Тортуги и Ямайки вернулись в Маракайбо.

Морган снова послал своего человека к адмиралу Кампо-и-Эспиносе, требуя выкуп за Маракайбо в тридцать тысяч песо и пятьсот голов скота.

Само собой, дон Алонсо и слышать не хотел таких пораженческих разговоров, но нашлись люди поразумней «безлошадного» адмирала. Поторговавшись, испанцы пригнали пиратам стадо коров и бычков и выплатили двадцать тысяч песо.

На вопросы, когда же им вернут заложников, Морган отвечал, что останется верен данному слову, но, только когда окажется на расстоянии пушечного выстрела от форта Ла-Барра.

И была у «адмирала пиратов» ещё одна радость — пленный штурман с «Ла Магдалены» согласился остаться с пиратами и рассказал о том, что на флагмане, оказывается, хранилась казна в тридцать тысяч песо.

Опытные и не очень ныряльщики тут же начали подъём ценного груза, благо фрегат затонул неглубоко. Им удалось поднять половину казны и целые охапки дорогого оружия, отделанного серебром и золотом.