Морган был возбуждён, в нём текла кровь тех людей, у кого близкая опасность будила азарт.

Приблизившись к Олегу, Генри негромко сказал:

— Нам нужен кто-нибудь из часовых.

— «Язык»? — ляпнул Сухов.

Морган понял его по-своему и тихо рассмеялся.

— В точку! — выдохнул он. — Надеюсь, он выболтает всё, что нам нужно знать!

— Жди, адмирал. Мы скоро.

С собой Олег взял Ташкаля и Айюра — за «языком» толпой не ходят. Отправились сразу, да и чего было выжидать?

По границе между тенью, отбрасываемой мангровыми зарослями, и белым песком, здорово отсвечивавшим под звёздами, Сухов двинулся вдоль берега.

Шорох волн слева и невнятные писки справа быстро стали привычным фоном, и Олег напряжённо вслушивался в ночные шумы, пытаясь вычленить из них необычные звуки.

По рассказам Моргана, неплохо знавшего здешние места, рыбацкая деревушка находилась неподалёку, в двух шагах. Там же помещался и сторожевой пост.

— Моя видеть, — шепнул Ташкаль. — Над деревьями.

— Вышка, что ли? — пригляделся Олег.

— Похоже, — тихонько сказал бербер.

— Замерли!

Скрытый в тени мангров, Сухов застыл неподвижно, всматриваясь в темноту.

Над верхушками деревьев торчала дозорная вышка, сколоченная из дерева. Стоял ли кто на её площадке, увидеть было трудно… Ага!

Олег хищно улыбнулся: с вышки блеснула сталь.

То ли стволом мушкета повёл дозорный, то ли на гребне шлема преломился рассеянный свет.

— Ташкаль, за мной! Айюр, когда выдвинемся к вышке, сторожишь внизу. Если что, свисти. Только тихо!

— Что я, маленький, что ли? — пробурчал бербер.

Индеец двинулся первым, бесшумно скользя между деревьями. Прикрытые сверху развесистыми кронами, «диверсанты» были незаметны.

Близость вышки выдал запах аммиака.

Поморщившись, Сухов скользнул к кривоватой приставной лестнице. Ташкаль заморачиваться не стал — полез прямо по перекладинам, разлаписто цепляясь за них руками и ногами.

На верхнюю площадку оба прибыли в одно время.

Испанец наличествовал в единственном числе — присев к опоре, поддерживавшей навес из пальмовых листьев, он дремал, сонно роняя голову в тяжёлом шлеме-морионе.

Олег показал на пальцах, как распределяются роли в простеньком спектакле, и краснокожий кивнул.

Сделав неслышный шаг, Сухов присел перед испанцем.

Ташкаль согнулся за опорой, одним движением обвивая рукою горло дозорного и приставляя к его шее нож.

— Если ты обещаешь помалкивать и не делать резких движений, — проговорил Олег добродушно и раздельно (его испанский был плоховат), — то останешься жив-здоров. Я понятно выражаюсь?

Дозорный, тараща глаза поверх ладони индейца, зажимавшего ему рот, истово закивал.

— Спускаемся, — коротко обронил Сухов.

Он двинулся первым, за ним слезал «язык», а Ташкаль «страховал» его, накинув испанцу петлю на шею.

Тут даже объяснять ничего не надо было: вякнешь лишнее, и верёвочка затянется…

На земле эта верёвка спутала дозорному руки.

Легонько пихнув «языка» в спину, Олег доверил вести его берберу с индейцем, а сам прикрывал отход.

Однако всё было тихо — сослуживцы испанца дрыхли в хижинах неподалёку.

Ближе к берегу, где рыбацкие сети мерцали налипшей чешуёй, почивали сами los pescaderos. И тишина…

В лагере пиратов «языка» разговорили быстро, не пришлось даже, прибегать к уловкам, свойственным инквизиторам, — дозорный «пел», выкладывая всё, что знал.

— Хорошие новости, — сказал оживлённо Морган, потирая руки, — испанцам не хватает солдат! Что характерно. В Сантьяго-де-ла-Глории вместо двухсот защитничков всего семьдесят, а в Сан-Херонимо и десятка не наберётся!

— Когда выступаем, адмирал? — бодро спросил Сухов, наблюдая, как дюжий Том сжимает горло дозорному, — раздался мокрый хруст.

— Немедленно! — выдохнул Генри.

Ближе к полуночи бравые флибустьеры высадились в местечке Эстера-Лонга-Лемос. Дальше отряд повёл Горилла Том, некогда пленённый испанцами и проведший в окрестностях Пуэрто-Бельо незабываемое лето.

«Язык» перед смертью поведал Моргану, что, дескать, форт Сантьяго-де-ла-Глория давно превратился в развалюху, и это приободрило Генри.

Но «генерал пиратов» не был бы таковым, если бы доверял каждому слову врага.

Поступил он мудро — занял господствующую высоту и устроил на ней метких стрелков с буканьерскими фузеями.

И лишь потом, когда над морем зарделся рассвет, двинул пиратов на штурм города.

«Штурмовиков» заметили, с бастиона Сантьяго-де-ла-Глория грохнула пушка. Ядро просвистело над «джентльменами удачи», подняв фонтан на темневшем просторе бухты, и на этом обстрел закончился, вроде бы подтверждая последние слова дозорного.

Выстрел ранним утром переполошил город, а тут и в обеих церквях забили в набат.

Пираты поняли, что этак все разбегутся, оставив их без добычи. Взревев, «сборная команда» ворвалась на окраину Пуэрто-Бельо, паля из мушкетов и вопя непристойности.

Началась та самая кутерьма, которую война, большая или маленькая, привносит в обычную жизнь, налаженную и устроенную, пресную и даже скучную.

То, что творилось в городе, Сухову было знакомо до оскомины — всякое человеческое селение, захваченное неприятелем, тут же уподоблялось разворошенному муравейнику — полуодетые жители суетились, хватая самое нужное и лишнее, бросая и подхватывая снова.

Они носились с ревущими детьми, как мураши с личинками, пытались уберечь ценности и золото, набивая ими сундучки или зажимая в руке последний песо.

Иные мешкали, не зная, на что им решиться, и быстро становились добычей пиратов, изголодавшихся по добыче и женщинам, метавшимся по улицам в одних ночнушках.

Стрельба, вопли, брань, хохот, звон колоколов, топот — всё мешалось в обвальный шум, озвучивая крушение чьих-то надежд, разорение, лишение чести, а то и самой жизни.

Олег, впрочем, рефлексировал не слишком, преследуя две цели: поиск прекрасной донны Флоры и грабёж местного населения — отдавать-то долги надо, это даже не финансовый вопрос, он затрагивает честь и репутацию.

Впрочем, главным было иное — обогащение.

Только богатство позволит капитану не нуждаться в оружии или содержать корабль в образцовом порядке. Только капитанская удача привлечёт к нему лучших бойцов, метких канониров и храбрых абордажников, а не всякое отребье, готовое ради лишнего пенса зарезать друга.

Значит, что? Значит, грабь награбленное, капитан Драй!

Взбивая пыль ботфортами, команда Сухова выбежала на маленькую площадь, куда выходил двуглавый костёл, белённый извёсткой.

Его уже осаждали ребята Морриса-старшего и Рока Бразильца.

Делить с ними драгоценные оклады икон и прочую церковную утварь Олег не стал, указав своим молодцам на богатый особняк напротив. Судя по всему, там было чем поживиться!

Распугивая собак, кур и редких слуг, пираты ворвались в дом, разбегаясь полутёмными коридорами.

Топот и крики заполнили комнаты, гуляя многочисленными эхо.

Ага, а вот и первые трофеи — из дверей вышел раскрасневшийся Кэриб. «Беке» тащил увесистый ларец, а следом, вцепившись в него, волочилась пожилая мулатка, вопившая от злости.

Уорнер отмахивался от неё, но та не унималась. Пришлось наподдать ей хорошенько, так что «тётя-шоколадка» улетела в следующую дверь.

Затрещала лестница, уводящая на второй этаж, и через перила кувыркнулся Толстяк, очень удивлённый оказанным ему приёмом.

Мигом вскочив, потерев мимоходом ушибленные рёбра, он бегом поднялся обратно наверх.

После непродолжительной потасовки вниз полетел уже обидчик буканьера — плотный мужик с пушистыми бакенбардами.

В тесном внутреннем дворике пираты затаривали добытое тяжким трудом — скидывали «ювелирку», приятно звякавшие кожаные кошельки, серебряные блюда и кувшинчики, рулоны дорогих тканей и даже здоровенный слоновий бивень с резьбой.

Флибустьеры переговаривались:

— Живут же люди…